Опасный
Я учился в советской школе, и словосочетание «провокатор поп Гапон» засело во мне накрепко лет в одиннадцать (это был год 1983-й), когда, в четвертом классе, мы читали «Рассказы по истории СССР». Но уже тогда, помню, возникли — сначала вопрос: «А Гапон, это имя или фамилия?», а потом и смущающая мысль: «О революции 1905 года пишут, как о героическом событии. А, оказывается, начал ее провокатор, поведший рабочих к Зимнему дворцу. Солдаты стали стрелять, произошло Кровавое воскресенье. Этот Гапон специально, что ли, повел людей на убой? И не боялся, что его тоже убьют?»
В общем, неувязочка какая-то была с «провокатором попом Гапоном». Впрочем, она меня тогда не особо донимала — открывались другие исторические события, оценка которых в учебниках тоже смущала, не вызывала веры.
Снова о Гапоне я задумался уже в перестройку: где-то вычитал, что с «попом-провокатором» был хорошо знаком наш великий советский писатель Максим Горький. Причем, тесное общение и даже общие дела пришлись на время после Кровавого воскресенья… Странно, странно…
В последние десятилетия о Георгии Гапоне вышло немало статей, но все же в общественном сознании (я даже занимался довольно рискованным опросом среди знакомых: «Как вы оцениваете деятельность Гапона?») он остается провокатором, агентом полиции… Заглядывал я и в современных учебники истории России для средней школы. В одних о Гапоне не упоминается вовсе, в других именно что упоминается: «Шествие возглавил священник Георгий Гапон» (из «Истории России» для 11 класса В.С. Измокина), правда, теперь не с абсолютно негативной оценкой, а с нейтральной.
Недавно в серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга Валерия Шубинского о Георгии Гапоне. Наверняка она не развеет миф о Гапоне-провокаторе, но всё же это довольно серьезный шаг на пути исторической реабилитации одного из самых ярких деятелях рабочего движения (а в определенный период жизни и откровенного революционера) начала прошлого века.
Опять же в советское время часто вспоминали об Азефе — для коммунистов он был главным козырем ошибочности того пути, по которому шли эсеры. Дескать, если у них Боевую организацию возглавлял агент охранки, то вообще стоит ли серьезно говорить об эсерах и их программе… О провокациях Азефа, о том, кого он выдал полиции, рассказывалось достаточно подробно, но о его участии в убийстве Гапона советские историки не распространялись — в ходу была версия, что «попа-провокатора» казнили по своей инициативе рабочие.
На самом деле убить Георгия Гапона велел именно Азеф. Первоначально предполагалось убить его вместе с Петром Рачковским, вице-директором Департамента полиции, с которым, были уверены эсеры, Гапон часто встречается (впрочем, и сам Гапон давал повод для такой уверенности). Причем убийство Гапона и Рачковского было очень выгодно Азефу — первый был его потенциальным конкурентом на дорожке между полицией и революционерами, а второй — одним из кураторов Азефа, который, как говорится, слишком много знал.
Двойного убийства не получилось — Гапона и Рачковского никак не могли застать вместе. Тогда решили устранить только «попа-провокатора». Причем, убить его было приказано тому, кто спас Гапона во время Кровавого воскресения и стал ему почти другом — Петру Рутенбергу.
Рутенберг собрал группу людей (большинство из них известны лишь по кличкам), заманил Гапона на дачу под Петербургом, и произошло убийство.
Встретившись затем с Азефом, Рутенберг доложил о выполнении задания. Руководитель Боевой организации очень удивился и возмутился: приговор Гапону отменен, он, Азеф, вообще не давал задания никого убивать, а Рутенберг действовал по своей инициативе, исходя из личных мотивов. Азефа поддержал и его заместитель Борис Савинков, который несколькими месяцами раньше участвовал в разработке плана убийства Гапона и Рачковского…
Оскорбленный Рутенберг уехал в Италию к Горькому, где стал работать над книгой-оправданием, а заодно слал бывшим товарищам письма-угрозы. Вот отрывок из одного, Борису Савинкову, от 19 февраля 1908 года:
«И с неумолимой логикой я подводил к тому, что раз повесил Г, то на такой же вешалке должен повисеть и Пав Ив, и Ив Ник. И перед глазами стояли та же комната с печкой в углу, та же вешалка и на ней два тела, толстое и тонкое, с равно потемневшими лицами, с равно вытянутыми шеями, равно сломанными торсами и подтянутыми ногами… И волосы подымались дыбом. И душу жгло от еле переносимого удовлетворения от правильности и нужности стоявшей перед глазами картины».
А незадолго до смерти, последовавшей в Иерусалиме в 1942 году, старый Пинхас Рутенберг, глава Национального Совета (органа еврейского самоуправления в Британской Палестине), признавался в своем завещании: «Раз в жизни свихнулся. Перешел границу, нам, маленьким людям, дозволенную. И никак потом оправиться не мог».
После Октябрьской революции Георгий Гапон далеко не сразу был заклеймен как «поп-провокатор». Выходили и его книги (к примеру, «История моей жизни», Ленинград, 1926 год), и книги о нем, как об одном из ярких фигур революционного движения («Георгий Гапон» Д.Г. Венедиктова, 1931 год).
Но в 1938 году был издан «Краткий курс истории ВКП (б)», в котором можно найти такой вот абзац (с него, кстати, начинает свою книгу Валерий Шубинский):
«Ещё в 1904 году, до путиловской стачки, полиция создала при помощи провокатора попа Гапона свою организацию среди рабочих — „Собрание русских фабрично-заводских рабочих“. Эта организация имела свои отделения во всех районах Петербурга. Когда началась стачка, поп Гапон на собраниях своего общества предложил провокаторский план: 9 января пусть соберутся все рабочие и в мирном шествии с хоругвями и царскими портретами пойдут к Зимнему дворцу и подадут царю петицию (просьбу) о своих нуждах. Царь, дескать, выйдет к народу, выслушает и удовлетворит его требования. Гапон взялся помочь царской охранке: вызвать расстрел рабочих и в крови потопить рабочее движение».
Именно эти сведения и узнавали советские школьники — в том числе и я — из учебников истории вплоть до начала 1990-х годов.
Если в последнее предложение приведенного выше абзаца поверить было трудно, наверное, всегда, то первое оказывается правдой. Но эта правда нуждается в объяснении.
«Собрание русских фабрично-заводских рабочих» — одно из первых в России профсоюзных объединений. Причем абсолютно легальных, получавших финансовую помощь от государства.
Дело в том, что до начала ХХ века любые объединения рабочих в России не допускались (даже кассы взаимопомощи было сложно организовать). Возникающие объединения очень быстро ликвидировались, их лидеры отправлялись на каторгу, а многие члены становились революционерами. По существу, власть, запрещая рабочие союзы, провоцировала появление организаций, подобных «Народной воле», ориентированных на вооруженную борьбу.
Первым, пожалуй, кто попытался не допустить перерастания экономических требований рабочих в политические, был Сергей Васильевич Зубатов, глава Особого отдела Департамента полиции (сам в молодости близкий к революционерам). В 1901 году он добился разрешения открыть в Москве «Общества взаимопомощи рабочих механического производства», которое стало образцом для десятков подобных обществ. Рабочим устраивали лекции, специально для них выдающийся мыслитель Лев Тихомиров написал несколько статей; лидеры «Обществ» (подконтрольные Зубатову и его заместителям) занимались разрешением конфликтов владельцев заводов и фабрик с трудящимися… Как позже признавались большевики, деятельность Зубатова — его «полицейский социализм» — на время полностью парализовал социал-демократическую пропаганду…
Осенью 1902 года Зубатов знакомится с популярным в Петербурге, слывущим защитником униженных и оскорбленных священником Георгием Гапоном, и уже через несколько месяцев Гапон становится руководителем «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Петербурга», которое постепенно объединило большинство зубатовских «Обществ» столицы империи.
Зубатов в августе 1903 года за ряд проколов по службе был уволен и отправлен в ссылку во Владимир. Вообще его проект очень быстро затрещал по швам — к экономическим требованиям добавлялись политические, локальные (разрешенные) забастовки перерастали в грандиозные — например, в июле 1905-го забастовал весь юг России от Баку до Одессы…
Гапон тоже не следовал принципам Зубатова. Став лидером «Собрания», он написал программу, ставшую прообразом «Петиции рабочих и жителей Санкт-Петербурга для подачи царю Николаю II», которую понесли к Зимнему дворцу 9 января 1905 года.
Конечно, Георгий Гапон был двигателем того процесса, который привел к шествию. Но поднять, по разным оценкам, от 100 до 300 тысяч человек никакому харизматику не под силу. Очень многое сошлось в те дни в Петербурге и в итоге привело к трагедии. И исторические причины — поражение в русско-японской войне, тяжелое положение рабочих — здесь не главные. Поводом к началу забастовки, которая охватила все предприятия Петербурга (участвовало около 100 тысяч человек) послужило то ли увольнение, то ли угроза увольнения четырех рабочих Путиловского завода…
В колоннах 9 января, кстати сказать, шли не только темные, верящие в доброго царя рабочие, но и эсеры, меньшевики, большевики. Правда, без своих лозунгов и знамен. Значит, верили в то, что требования (точнее, просьбы) «рабочих и жителей Петербурга» будут удовлетворены мирным путем. (Хотя, есть сведения, на Васильевском острове, баррикады начали возводить еще рано утром.) Сопровождали колонны приставы и околоточные надзиратели, вместо транспарантов люди несли иконы, хоругви. План был такой: подать петицию и ждать царского ответа возле Зимнего дворца день и ночь…
Да, шествие завершилось стрельбой. Сотни людей были убиты и ранены, остальные разбежались. Сопротивление на Васильевском острове войска подавили за несколько часов. Но было ли 9 января рабочее движение потоплено в крови?
Наоборот, забастовочное движение расширялось и, в конце концов, парализовало экономическую и политическую жизнь России. 17 октября Николай II издает манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», который во многом совпадал с той петицией, что несли ему в январе «рабочие и жители Петербурга».
Вот, кстати, пункты той петиции:
«I. Меры против невежества и бесправия русского народа.
1) Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.
2) Немедленное объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, свободы собраний, свободы совести в деле религии.
3) Общее и обязательное народное образование на государственный счет.
4) Ответственность министров перед народом и гарантия законности правления.
5) Равенство пред законом всех без исключения.
6) Отделение церкви от государства.
II. Меры против нищеты народной.
1) Отмена косвенных налогов и замена их прогрессивным подоходным налогом.
2) Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.
3) Исполнение заказов военного и морского ведомства должно быть в России, а не за границей.
4) Прекращение войны по воле народа.
III. Меры против гнета капитала над трудом.
1) Отмена института фабричных инспекторов.
2) Учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе, как с постановления этой комиссии.
3) Свобода потребительно-производительных и профессиональных рабочих союзов — немедленно.
4) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.
5) Свобода борьбы труда с капиталом — немедленно.
6) Нормальная заработная плата — немедленно.
7) Непременное участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих — немедленно".
Часть этих требований, по-моему, актуальна и сегодня.
А что было с Гапоном после 9 января. Бегство из России, череда встреч с представителями европейских демократий, общие планы с Лениным, воззвания, среди которых и такое — «Николаю Романову, бывшему царю и настоящему душегубцу Российской Империи», пароходы с оружием для восстания, которые, правда, до России не добрались. В конце 1905 года Гапон нелегально возвращается в Россию, поселяется под Петербургом… Еще в октябре следствие по делу 9 января закрывается, проходящие по нему освобождаются от ответственности (большинство активистов «Собрания» были выпущены из тюрьмы еще в марте-апреле). В том числе амнистирован и Гапон, но он узнает об этом лишь за день до смерти, 27 марта 1906-го. Вскоре после царского манифеста «Собрание» возобновляет работу и даже получает «сверху» финансовую помощь…
После Кровавого воскресенья популярность Гапона была невероятно велика. Провокатору и виновнику убийств вряд ли бы продолжали верить многие тысячи людей… Власть его боялась и искала пути дискредитировать. Видимо, решено было вновь подманить Гапона к полиции; для этого, скорее всего, и восстановили работу «Собрания»… Начались пустые переговоры с Рачковским и другими полицейскими начальниками, обещания. Гапон клюнул — тем более что связи с полицией (диалог с властью) до Кровавого воскресенья ему в вину не ставились. Но теперь время было другое, и контакты были восприняты несколькими людьми как предательство. И его убили. А потом, через несколько десятилетий, уже в эпоху социализма, создали миф, что он был провокатором, нанятым царской охранкой…
К чему я написал всё это, наверняка немалой части читателей хорошо известное?
Чтобы показать, что такие люди, как Георгий Гапон, способные организовать, собрать большие массы людей, опасны любому строю — хоть самодержавному, хоть советскому, хоть якобы демократическому (тем более, если они священники, пытающие вживить Законы Божии в ткань государственного устройства).
Недаром лидеры профсоюзов чаще всего попадают под удар государства. Можно вспомнить десятки американских (да и советские, вроде «Рафферти», но про американцев) фильмов, где герои и антигерои — лидеры профсоюзов; вспомним и борьбу с профсоюзами Маргарет Тэтчер. В большинстве стран профсоюзные организации зажаты в жесткие тиски законов и регламентов. Но они, тем не менее, действуют.
В современной России огромное количество профсоюзов. Но есть ли от них толк? На первый взгляд, есть — о трудовых конфликтах, забастовках мы почти не слышим. То ли дело в Германии, например, где хоть и редко бастуют, зато с размахом. 27 марта прошла предупредительная забастовка членов профсоюза работников сферы услуг Ver.di. Требовали повышения зарплаты на 3,5 процента. Так ни самолеты не летали, ни автобусы не ездили, даже детские сады были закрыты…
А у нас всё в порядке. Видимо, все довольны. По мнению некоторых ученых-теоретиков, можно и профсоюзы вовсе отменить — «мы в XXI век вошли со многими структурами, которые уже своё отжили… Вот то же движение профсоюзов…» (Сергей Смирнов, директор Института социальной политики и социально-экономических программ Высшей школы экономики).
Нет, довольны своим положением далеко не все. Протестуют, бастуют, голодают. Но порознь — своими конторками, бригадами, цехами…